Здесь в условной живописной форме отражены представления о жизненном цикле, о том, как это должно быть, так скажем, у идеального человека. Мы исходим из того, что тот мир, в котором мы живем, — не единственный, возможно, и не самый главный. Рука Провидения нас сопровождает всю нашу жизнь. («Старость» стоит первой, поскольку факт конца известен до рождения человека). Человек здесь изображен пятью языками пламени.
В детстве эти языки голубые и золотые, ибо золото в иконописи — это цвет божественного света, а голубой и синий — это цвета божественной же тайны. А окружает его (ребенка) зеленая путаница земного мира, в которой много маленьких драгоценностей, маленьких сокровищ нашего детства.
«Зрелость»: здесь языки пламени становятся красными — цвета животворящего тепла, активности взрослого, и один из них золотой — тоже с красноватым оттенком. Все они направлены на искусственный мир, на строительство реальности, которую человечество строит вокруг себя. А детство присутствует при этом где-то в глубине, дано как бы фоном, оно отталкивает от человека черные соблазны потустороннего мира. И появляются три пальца, такая золотая рука, которая делает то же самое: отталкивает от нас черноту.
Как ни парадоксально, самая светлая и счастливая часть в этом цикле — «Старость». Активные деятельностные функции уже отошли, зато вернулись старательно отобранные богатства детства и зрелости, а главное — это приближение к Богу (Как говорила Фаина Раневская, «искусство старения состоит в том, чтобы непрерывно добреть»). Поэтому языки пламени становятся опять золотыми, а те, которые не золотые, — золотистого цвета. Сверху опускается рука Провидения, которая помогает нам, а у черноты уже нет никаких шансов, она распадается и рвется как паутина.